Радости и печали лет неволи

В дни памяти и примирения, которые отмечаются по инициативе ООН 8 и 9 мая, мы рассказываем две истории о том, как любовь и человеческое отношение помогли выжить в плену на чужбине

Человечность и порядочность, равно как и жестокость, можно встретить и на родине, и вдали от нее. Это поняли и немецкий солдат Вильгельм в Мариуполе, и мариупольчанка Мария в лагере Вупперталя.

Вильгельм стал Виктором

Подобные истории как нельзя лучше показывают ценность подлинных отношений, когда идеология уступает человечности, недоверие – состраданию, ненависть – любви

История Вилли Биркемайера была на слуху у многих в начале 2000-х. Ее рассказали в одной из популярных телепередач о поиске пропавших людей. Попав в плен, Вильгельм в течение четырех лет поменял несколько советских лагерей и вернулся домой лишь в 1949-м, а потом написал документальную повесть о годах своей неволи с неожиданным названием «Оазис человечности».

«Только и долбили нам в гитлерюгенде, что они ''недочеловеки''. А я здесь узнал и многих замечательных людей, и не очень хороших тоже. Ну и что? Везде есть и хорошие люди, и не очень хорошие», – писал Вилли Биркемайер.

В Мариуполе он работал на заводе имени Ильича. С уважением пишет о начальнике лагеря Владимире Степановиче, который создал «человеческие условия» пленным: «Потом я узнал, что в Красной армии он был большим начальником. Так случилось, что остался в оккупации, и немцы назначили его заместителем начальника на заводе Ильича. Когда они отступали, хотели взорвать завод, но Владимир Степанович этот подрыв предотвратил. В благодарность его не отправили в штрафной лагерь, а только разжаловали в лейтенанты».

К сожалению, заводской архив документов военного периода сгорел, и многие подробности остаются неизвестными. Так, например, история умалчивает, как именно предотвратили уничтожение завода и какое отношение к этому имеет упомянутый начальник лагеря, рассказала директор музея меткомбината имени Ильича Ирина Бадасен.

Вилли хорошо овладел русским языком – его охотно учили сотрудники завода. Благодаря этому он оказался не на самой тяжелой работе, а в конце даже получил «повышение» до бухгалтера кухни.

Конечно, это была неволя. Даже искупаться летом в море, писал Вильгельм, выпало счастье лишь однажды. Тем не менее пленные не голодали, если болели – получали лечение, могли переписываться с родными. В мариупольскую темноволосую красавицу Нину, которая работала на заводской электростанции, Вилли влюбился с первого взгляда. Чувство оказалось взаимным. Их встречи некоторые сослуживцы видели, но никто влюбленных «не сдал». Она называла его Витькой, а он бережно хранил ее фотографию, приклеив с задней стороны карманного зеркальца под картонку.

Весть о возвращении домой была для Вилли и радостной, и горькой: всю ночь накануне отправки состава они с Ниной прощались и говорили друг другу слова любви. А вскоре после возвращения пришло письмо от Нины, она писала, что беременна. Но потом связь прервалась, и лишь в 1975 году у Биркемайера выпал случай побывать в Мариуполе, но, к сожалению, Нину по прежнему адресу он не нашел. И лишь в 2001 году герои этой истории встретились – потом бывший пленный гостил у их с Ниной дочери Татьяны, познакомился с внуками и правнуками, которые потом приезжали в Германию.

«Цыганочка» Мария

А вот история, в которой угнанную оккупантами на работу в Германию мариупольчанку разыскивали немецкие волонтеры, собиравшие свидетельства для истории. О ней «Приазовскому рабочему» рассказала Ирина Бадасен: «О том, как жилось насильно угнанным в Германию, еще при жизни рассказывала мамина тетя – Мария Харлампиевна Ремыга. Она охотно делилась воспоминаниями, но записывать не соглашалась, дескать, ''это никому не интересно''. А я жалею, что мы этого не сделали, как оказалось, эти сведения были бы ценны не только для нашей семьи, но и для истории».

Попала Мария в город Вупперталь, где сначала трудилась в швейной мастерской по ремонту военного обмундирования, а потом в красильне. Качество работы требовали безупречное. Строго следили, чтобы девушки защищали палец наперстком, но тетя зачастую пренебрегала этим и очень скоро наколола его. Началось воспаление, и в медпункте вместо лечения ей просто срезали подушечку пальца – не столько из медицинских соображений, сколько как наказание за нарушение правил. Но в целом назвать бесчеловечным отношение к подневольным работницам-иностранкам было нельзя. Подруги по лагерю ласково прозвали ее Цыганочкой за темные вьющиеся волосы.

Ее брат Иван тоже был угнан в Германию, но в другой город, и они даже могли встречаться на выходных.

Мария Харлампиевна, вернувшись в Мариуполь, работала санитаркой в стоматологическом кабинете бывшей горбольницы №5.

«В середине 70-х приезжала ее подруга по лагерю в Вуппертале, – продолжает Ирина Бадасен. – Она вышла замуж и жила в Австрии. Помню, сколько было радости и слез... Мы оставили их наедине, чтобы дать возможность наговориться, ведь им столько всего нужно было вспомнить.

В год, когда Марии Харлампиевны не стало, мы получили письмо из Вупперталя от волонтеров, которые собирали сведения о бывшем лагере для создания музея. В ответ я написала, что знала со слов тети Марии, и отметила, что несколько фотографий того периода в нашем семейном архиве сохранились, но они нам очень дороги, поэтому я бы не хотела их отдавать. Спустя некоторое время пришел ответ с благодарностью за сведения и обещанием вернуть фотографии в целости и сохранности. Я отправила снимки в Германию, и каково же было мое удивление, когда всего через две недели фото вернулись заказным письмом с приглашением на открытие музея! Я не смогла поехать – была тогда в отпуске по уходу за ребенком, но довольна, что хоть чем-то помогла дополнить страницы нашей общей истории».

На фото из семейного архива Ирины Бадасен: Вупперталь, 1943 год. Мария Ремыга (первая в среднем ряду) с подругами по лагерю в период работы на кухне немецкого ресторана.

---